Свекор и сноха рассказы читать. «Я сплю с собственным свекром

Подобное разнообразие в половой жизни мужчин, старших в большой крестьянской семье, где под одной крышей существовали и вели совместное хозяйство по две-три, а то и больше «ячейки общества», как ни странно, в самих деревнях в XVIII — XIX веках особо не осуждалось. Возможно потому, что так жили очень многие селяне, не способные отделиться от семьи отца, тестя или свекра.

Причина такого инцеста

Снохачами называли свекров, сожительствовавших со своими невестками (снохами для свекровей). Подобный блуд был возможен, главным образом, в семьях, где в одной избе (хате) вынужденно сосуществовали семьи родителей и сыновей. Порой даже присутствие законного мужа не являлось препятствием для посягательств на его жену со стороны свекра. Но чаще всего такое прелюбодейство свершалось во время отлучки супруга.

Поначалу снохачество практиковалось в семьях, где сыновей забривали в рекруты. Воинская служба в дореволюционной России была очень долгой – с 1793 по 1874 годы рекруты служили по 25 лет. Потом этот срок сократили до 7 лет, только к 1906 году он снизился до 3 лет.

Затем главной причиной отсутствия молодых мужей и, соответственно, поводом для посягательств на честь их оставленных дома жен стал отхожий промысел. Парни и молодые мужики надолго уходили на заработки в города и другие села, а с их супругами тем временем развлекались «старшие по дому».

В Черноземье, да и в других регионах России, в XIX веке отцы нередко женили сыновей подростками на 16 – 17-летних девушках, часто специально с прицелом на свое дальнейшее половое разнообразие. После свадьбы молодой вскорости по настоянию главы семейства отправлялся на отхожий промысел, наведываясь к супруге всего пару раз за год.

Кровосмешением (инцестом) такое сожительство считала русская православная церковь. В частности, по определению РПЦ, снохачество было одной из причин для расторжения церковного брака.

Подарил платок и заткнул роток

Сноха (невестка), находясь, по сути, в приживалках в доме родителей мужа, была подчас самым бесправным и несчастным членом семьи. Свекровь ее ненавидела, а свекор «использовал по своему усмотрению». Оба могли загнобить молодуху тяжелейшим крестьянским трудом, поручая самую черную работу по хозяйству.

Спасения не было ниоткуда – если жена рассказывала мужу о посягательствах свекра, супруг чаще всего колотил бабу смертным боем. Волостные суды сторонились рассматривать жалобы на снохачество. Временное прибежище в доме своих родителей тоже проблемы не решало – все равно отец с матерью вскорости отправляли горемыку-дочь обратно («что люди скажут»).

Понуждение к половой близости со стороны свекра было делом нехитрым – хозяин положения с помощью уговоров, подарков и посулов не нагружать работой по дому и в поле чаще всего добивался своего. Тем более, деваться молодухе, как правило, все равно было некуда. В качестве подарка мог выступать обыкновенный платок (в деревнях все замужние бабы обязаны были всесезонно носить такие головные уборы) или какая-нибудь безделушка.

Снохачество нашло широкое отражение в русской литературе и в отечественной кинематографии – о нем, в частности, писал в повести «Житие одной бабы» Н. С. Лесков, упоминал в романе «Тихий Дон» М. А. Шолохов. Соответственно, особые взаимоотношения снохи и свекра показаны и в экранизации этих произведений.

Обособление спасло положение

«Квартирный вопрос их испортил», – говорил М. А. Булгаков о москвичах по другому поводу. Применительно к явлению снохачества проблема тоже во многом зависела от традиций тесного совместного проживания патриархальной семьи, когда под одной крышей ютились несколько поколений.

Как только такой уклад сосуществования в России после XIX века начал рушиться, и на селе родители и женатые дети стали проживать раздельно, феномен сожительства свекров и невесток постепенно утратил свою актуальность.

Я, когда женила сына, надеялась, что стану матерью его избраннице. Ведь есть же счастливые свекрови, которых чуть ли не со дня свадьбы невестки «мамой» зовут. Чем я хуже?
Живем мы в двухкомнатной квартире, себе девятиметровку оставила, молодым большую комнату отдала. Отремонтировала её, коврами увешала и даже под ноги красивый ковёр положила, мебель лучшую поставила – живите!
Месяц живем, другой, присматриваюсь я к снохе и душой вяну: сынок - сынок, и где же ты такую рохлю откопал?! Такой видный, умный, неужели путёвую не мог себе найти?
Мало того, что бесприданница, так хоть бы красивая была, а то – маленькая, щупленькая, лицо белое, как у фарфоровой куклы, а на нём одни глазищи. Как зыркнет ими – насквозь прожигает! Говорит тихо, медлительная. Да у меня в её возрасте всё от рук отлетало! Мужа проводит на работу и уйдет в свою комнату. Нет, чтобы со мной на кухне посидеть, поговорить о чем-нибудь женском, чайку попить. Загляну к ним, а она лежит на диване, свернувшись клубочком. Стану поднимать - «Мне плохо»,- говорит. Беременная она, ну и что?» Беременность – не болезнь»,- говорю, а она: « У меня токсикоз.» Вот она, нынешняя молодежь! Слов мудрёных нахватались, чтобы ими лень свою прикрыть. Раньше мы и слов таких не знали, работали до последнего дня, всё делали, живот – не помеха!
Я её по-матерински учу: пока муж на работе, встань, приберись, ковры пропылесось, а к ужину курицу зажарим, я купила. «Спасибо, говорит, не нужно курицу жарить, Серёженька просил меня салат «Оливье» сделать»! «Оливье»? Что же это за еда работающему мужчине?! Да и потом, я этот салат только к праздничному столу готовлю! «Оливье»! – в честь чего?! Значит материнская еда ему теперь поперёк горла стала, если он эту пигалицу просит готовить. Ну, ладно! Проглотила я обиду. Курицу всё же пожарила и демонстративно одна её съела!

Как-то раз захожу к ним, смотрю: сумка большая стоит, битком набитая. Открыла – белье: постельное, скатерти, полотенца…
-Ира! Что это такое?! – спрашиваю с ужасом в голосе.
-Мы завтра с Сережей в прачечную самообслуживания идём, там хорошо: быстро и удобно.
Ей-то хорошо, а сына моего кто пожалеет! Неделю работает, как вол, а в выходной, вместо отдыха – в прачечную, бельё стирать?! И потом – не мужское это дело!
-Ну-ка быстро вытряхивай сумку! Вон стиральная машинка в ванной стоит. Замочи белье, а потом стирай. На лоджии высохнет! Ишь, что удумала!
-Это не я удумала, Сережа настоял. Мне тяжело большую стирку осилить, поясница болит…
-А как же ты думала? Замуж вышла, только чтобы с мужем кувыркаться? Замужество – это прежде всего труд! Думаешь, рожать - легко? Или детей растить – легко? Давай-ка, милая, втягивайся потихоньку! Взялся за гуж, не говори, что не дюж, - так-то в народе молвят.
Заставила её белье перестирать, правда, помогла немного, не могла смотреть, как она пододеяльники елозит.
Сын на следующий день мне выговор сделал: ты, говорит, бессердечная, как могла так поступить! А что я такого сделала?! Стирка – обычная женская работа. Его же, дурачка, пожалела. Обиделась я, неделю к ним в комнату не заходила, а тут вхожу и – чуть не упала. На стенах – пусто! То есть – совершенно пусто – ни одного ковра!
-Где ковры? – спрашиваю, а сама за сердце держусь.
-Мы их сняли… Извините.. Без них легче дышится…
-Мало воздуху – окно откройте. А красота, уют – как без этого?
-Уют не ковры создают…
Ишь ты – стихами заговорила! Понахватались из телевизора! Я эти ковры с таким трудом наживала, для них же старалась, и вот тебе – благодарность! Ладно, думаю, и это проглотим, забрала ковры, запихнула к себе под кровать, пусть лежат! Еще попросят, когда голые стены надоедят!
А недавно очень уж долго сноха их комнаты не выходила – тишина такая, словно нет там никого. Чего она там притихла, думаю, спит, что ли? Приоткрыла дверь – сидит за столом, пишет что-то.
-Чего пишешь-то? Поди, школу давно окончила!
-Письмо маме.
-Это дело нужное, мать забывать нельзя. Молодец, что пишешь, - говорю, а сама через её плечо заглядываю, любопытно же, что она пишет о нас. Это уж как пить дать обо мне да о сыне речь ведёт. Смутилась она и ладошкой написанное прикрыла, я только несколько слов успела прочитать: «…да, свекровь моя – непростой человек…» Так и есть! Обо мне пишет, видно, жалуется матери. А на что жаловаться-то? Я грубого слова ей не сказала, всё – для них, для них и живу. А если когда замечание сделала, так на то я и мать, чтобы детей наставлять, учить уму-разуму. Может, я не такая грамотная, как её мать, а жизнь знаю.
Сваху свою, мать Ирину, я только на свадьбе видела: дробненькая такая, ладная, интеллигентная – детей музыке учит. Голос тихий – как она с ними справляется?
Уезжала домой после свадьбы – глаза свои заплаканные всё прятала. А чего плакать-то? Что мы – нелюди какие?
Письмо это не выходило у меня из головы. В тихом омуте, говорят, черти водятся. Я всё жду, когда она меня «мамой» назовет, а она, оказывается, кляузы на меня своей матери пишет! Ишь, как смутилась-то, когда её врасплох застала. Хотела Серёже про письмо рассказать, а потом решила – промолчу, не буду мира меж ними рушить. Но обида на сноху крепко засела в меня.

Через два дня на третий – молодые приехали. Сережа оживлён, радостью светится, а Ира молчит, улыбается да ходит по квартире и всё рассматривает.
-Ай, потеряла что, детка моя? – спрашиваю. Она поглядела на нас с Сережей взглядом, от которого пень зацветёт, и говорит:
-Соскучилась,… - а потом озорно так: - мама, мы с Сережей торт купили, попьём чайку?
Сидели мы втроём на кухне, пили чай, разговаривали, и мне вдруг показалось, что ради этих вот счастливых минут я, наверное, свою жизнь прожила.
Дождалась я, пока Сережа с кухни вышел, села рядом со снохой и сказала:
-Прости, дочка, но письмо твоё маме я... того… и отправила…
-Я не успела… спасибо! - она понимающе улыбнулась.
-Это тебе спасибо… за науку, - а про себя подумала: и мышке – тоже.

Я уже сама свекровь, но три года,проведенные в одном доме с матерью мужа, дали мне надежный урок, который я хорошо усвоила.

Молоденькой студенткой педвуза я вышла замуж по крышесносной любви и молодой муж Геннадий привел меня к себе в одну из трех комнат в квартире, где жил со своей мамой, Александрой Ивановной. Брат Лёня на то время служил в армии. Встречена я была без восторга, так как свекрови хотелось видеть сына в зятьях.

Была уже присмотрена невеста, хромая девушка, но зато со своим домом. Не вышло, привел сынок к себе домой робкую деревенскую девочку, которая боялась шагу ступить, чтобы не вызвать недовольство свекрови. Мой муж был нежеланным ребенком и воспитывала его бабушка по матери, а отца он не знал. Но всё же Александре Ивановне пришлось вернувшегося из армии сына поселить у себя. Вскоре, оставив тесную однокомнатную квартирку, а в ней-верно спивающегося бывшего мужа, отчима Геннадия, свекровь с двумя сыновьями въехала в новую просторную трёхкомнатную квартиру.

Её на работе ценили. Свекровь родила Генку в послевоенные годы в « девках», но, чтобы читатель не заблуждался относительно её морального облика, отмечу, что она не была девицей легкого поведения. Так случилось, оставил её непорядочный жених беременной, не готов ещё был к семейной жизни, а была свекровь грамотной и собой хороша. Опять же, куда она одна с младенцем, это только в фильмах матери- одиночки успешно делают карьеру, поэтому трехмесячный мальчик был оставлен бабушке.Но участия в его жизни мать уже не принимала. Вскоре она вышла замуж, родила сына Лёню,а старшего только однажды взяла погостить в город, но пьющий отчим устроил скандал-больше у матери Гена не был. Детскую обиду подогревал подловатый с детства Лёня, его тоже на время, летом,привозили в деревню, там он хвастался, мать получала два подарка к Новому Году и оба съедал он один. Вырос упитанным. Бедный его брат Гена, лишенный родительской любви, жил в приземистой хате под соломенной крышей в холоде и голоде, только изредка видел жалкий кулек липких подушечек, но зато любовью бабушка его не обделяла.

Без родительской поддержки Гена не смог получить образование – сразу пошел работать после школы, потом- в армию. Учился уже позже,заочно. Лёню же мама любила, а как же иначе-сын ведь, регулярно слала в армию посылки, Генке же только один раз прислала десять рублей.

Мои лучшие женские годы медленно впитывали яд ненависти, я надежно зарабатывала невроз. Александра Ивановна, ожидая Лёниного возвращения из армии, целеустремленно выживала нас из квартиры. Генка меня в обиду не давал, но свекровь в его присутствии меня и не задевала. А вот когда его не было дома, тут она давала волю словам: злым, обидным для меня, оскорбительным. Маму мою, приезжавшую из деревни, не пускала на порог, приютила её соседка, этажом ниже, а виделись мы днем на улице. Я мужу не жаловалась-избегала скандала, но уходила в выходные дни из дома, сидела в кино, заходила в музеи, ведь свекровь была дома, а это значит опять унижения и оскорбления. Заглядывала в чужие окна и страстно мечтала о своем уголке, пусть маленьком, тесном, но своём, где не было бы обид и я не жалась бы по углам, спасаясь от злобы. Но Гена, придя с работы, хотел есть, а я, даже если и была дома, не могла выйти без него на кухню и что-то приготовить, сидела, закрывшись в комнате.

Умерла бабушка, которую Гена называл матерью. Поразило следующее: Александра Ивановна, собираясь на похороны матери, напевала, как обычно она всегда делала, Гена плакал.

Во мне зародилась новая жизнь, но я, полуголодная, уставшая после занятий, по сугробам в исключительно многоснежную и холодную зиму того года ходила вдоль домов и спрашивала прохожих о квартире внаем. Моя беременная невестка утром получала стакан свежевыжатого сока, а мне свекровь запретила пользоваться стиральной машиной. Жизнь моя превратилась в ад, когда Лёня вернулся из армии и мама, одержимая идеей женить его как можно скорее, чтобы выгнать ненавистную семью старшего сына, меня просто изводила придирками, оскорбляла моих родителей, чтобы было ещё больнее.

Телевизор стоял в нашей комнате и Александра Ивановна смотрела обязательный фильм после программы «Время» допоздна, а мне так хотелось спать,вставала я рано,к восьми часам нужно быть в институте. Это была просто изощренная пытка недосыпанием.

Родился холодным вьюжным февралем сын. На руках бабушки он ни разу не был, только утром, со вздохом она отмечала: «Опять плакал!»

Но всё когда-либо кончается, съехали мы в трехкомнатную квартиру в доме неподалеку, заняли одну комнату, жили, так сказать, с подселением, бытовало тогда, в семидесятые, такое выражение. Сыну было две недели. Пустяк, что три хозяйки на маленькой кухне, я обладала такими же правами, как и все- меня не унижали, не заглядывали в кастрюли, раздраженно хлопая крышками. Бабушка не пришла ни разу, а жили недалеко друг от друга, в десяти минутах неспешной ходьбы. Я тогда и не понимала, что это противоречит женской сути -первый внук не вызвал у свекрови родственных чувств. Поняла только, став сама бабушкой. Ночью вставала, оберегая покой невестки, хотя работала и работаю по сей день ради внука, но взяв в руки пищащий комочек, чувствовала в груди сладостно-щемящее,непередаваемое словами чувство любви и нежности к этому родному существу.

А что же Лёня, оставшийся с мамой в просторной квартире? Прежде всего спустил в подъезд наш мебельный гарнитур-моё приданное. Мы сняли меблированную комнату и свою мебель просто некуда было поместить. Затем женился на разбитной, как вскоре оказалось,пьющей, старше себя лет на пять, женщине. Я не общалась с ними, меня по-прежнему не привечали в доме свекрови, но Гена виделся с братцем, бывал у них. В новообразованной семье теперь случались даже драки, «младшая» невестка не желала уступать маме ни в чём, знала свои права- но разнимать их приезжала милиция. Лёня ещё раз сделал нам «доброе» дело, отобрал очередь в жилищный кооператив, куда раньше его подал заявление старший брат. Но у Лёни было уже двое детей, неоспоримое преимущество, поэтому нашей семье отказали, вычеркнули из списка, а его семью поставили в очередь.Александра Ивановна испугалась нашего возвращения.Знала бы только она,что я ни за какие коврижки не стала бы с ней жить.Развелась бы с мужем, если бы он возражал, уехала бы в деревню к своим родителям, но к ней в квартиру никогда не вернулась бы. Но мама этого не знала и уговорила Лёню отказаться от «нашей» квартиры и очередь вернулась к нам, однако Лёня взял за это определенную сумму, а как же, родня родней, а уступку нужно оплатить.

Мы въехали, наконец, в свой дом, первичный взнос внесли мои родители, Лёнина жена, Валя, кстати, не работавшая после рождения детей ни дня, тоже въехала, но в тюрьму, за кражу. Стали в те годы появляться магазины-самообслуживания и бутылку шампанского Валя прихватывала не раз. Пили вместе с Лёней, правда, посадили её за более серьезную кражу.

Внуки Александры Ивановны остались на её руках-но она не роптала- ведь от любимого сына рождены. Нашего сына она знать не хотела, впрочем, он её и не воспринимал, как бабушку. Называл по имени-отчеству, со словом «бабушка» она не ассоциировала.

Дряхлела, стала вызывать «неотложки», часто по ночам стучала к сыну в комнату, чем он был крайне недоволен. Недовольство выражал гневно, внуки его поддерживали, бабушке не место в квартире, молодым нужно устраивать личную жизнь, а тут старуха цепляется за жизнь, спать не дает. Лёня появился у нас: надо взять маму к себе, он устал от неё, пора и старшему отдать сыновий « долг», как любят сейчас писать в соцсетях. Я отказалась обсуждать этот вопрос,Гена без восторга, но согласился. «Хорошо- тогда сказала я-но наш сын скоро женится, в зятья я его не отдам. Лучшее место в квартире-ему с женой, бабушке-что останется, уж не обессудьте » Вот такой неблагодарной я оказалась. Конечно, одна из комнат была бы её. Но мама не захотела к нам на таких условиях и попросилась к младшей сестре в деревню. Знать бы ей, что сын мой вырос порядочным человеком, её-тоже, а я из наивной девочки не переросла в мстительную фурию. В деревню её взяли, но с мебелью, частью пенсии. Чистоплотная, привыкшая к удобствам, медицинской помощи, Александра Ивановна страдала. В просторной избе было зимой холодно, дуло из-под двери, она украдкой она подбрасывала поленья в печку, мерзла. Любимые внуки её навещали, а как же, в определенные числа ежемесячно. Деревенские племянники, завидя в окно гостей, спешащих увидеть бабушку, объявляли родителям: «Инкассаторы приехали». Иногда приезжал Лёня, вальяжный, хамоватый, но мама радовалась: «Сынок приехал!»

Семь лет жила моя свекровь в изгнании, внуки наезжали каждый месяц, бабушка ведь, родной человек, при этом исправно увозя домой положенную им часть пенсии, к работе они не стремились. Мама их вернулась из мест не столь отдаленных, но папа её не принял. Ворованное шампанское любил попивать, а ответ держала жена, ему бы остановить её порочную тягу к воровству, да куда там, но за порог он её, мать своих детей, больше не пустил.

В восемьдесят два года Александра Ивановна скончалась, лишенная медицинской помощи, хороших бытовых условий, да просто элементарного ухода, в котором нуждается пожилой человек. А материнская любовь ущербна, если она избирательна, любят всех детей одинаково. Невестку, как дочь, любить невозможно, но относиться к ней порядочно, свекровь просто обязана и воздастся ей за это.

«С Мишей мы женаты около трех лет. После свадьбы сняли квартиру, но муж потерял работу, и нам пришлось перебраться к моей маме. По началу отношения зятя и тещи складывались неплохо. А потом пошло-поехало. Миша постоянно придирался к маме и устраивал скандалы. То ему не нравилось, как она приготовит борщ, то - как пыль вытирает. Одним словом, его не устраивало все, что делает моя мама. Жить вместе было просто невыносимо. Но чтобы снова снять отдельную квартиру и речи быть не могло: катастрофически не хватало денег. Тогда мы решили пожить какое-то время у родителей мужа. Тут-то все и случилось...

Он гладил меня по попке

Мишка каждый день искал работу. Домой приходил только под вечер. Его мать по нескольку часов в день подрабатывала уборщицей в продуктовом магазине, а остальное время проводила в огороде. Свекор же сидел на заслуженном отдыхе и целыми днями лежал на диване, уставившись в телевизор. В общем, большую часть времени мы с ним находились в квартире одни. Вначале мой второй папаша просто бросал на меня похотливые взгляды. Я страшно смущалась и отводила глаза. Когда же он понял, что стрельба глазами никак не действует, решил соблазнить меня по-другому. Я чистила на кухне картошку, он подошел ко мне сзади и принялся поглаживать по попке. Я отскочила от него, пристыдила и потребовала объяснений. Но свекор только улыбнулся и полез целоваться. Я бросила нож, выбежала из кухни и заперлась в туалете. Мне было противно, но все это одновременно и возбуждало. Мужу я решила ничего не говорить. Зачем портить отношения?

Оторваться невозможно...

В следующий раз свекор попросил сварить кофе и принести ему в комнату. Когда я вошла к нему, то прямо чашку от увиденного выронила: папочка смотрел порнуху! На экране творилось черт знает что. Он окинул меня томным взглядом и предложил заняться... тем же. Я ответила отказом, но... решила тоже немного посмотреть фильм. И снова почувствовала и отвращение к себе, и безумное возбуждение одновременно! Потом свекор пошел в ванную и попросил потереть ему спинку. Я ничего не ответила, но через несколько минут все-таки отправилась вслед за ним. Увидев голого мужчину, я сильно смутилась и хотела уйти. Но когда посмотрела на его мужское достоинство (которое было просто огромных размеров!), сама набросилась на отца своего мужа! То, что произошло в ванной, было просто неописуемо. Такого оргазма я еще никогда не испытывала. Я очень люблю своего мужа, и в постели с ним мне в принципе неплохо, но... Его отец дал мне почувствовать себя настоящей женщиной. Прекратить интимные отношения с этим мужчиной я не в силах - такой кайф! Что же будет с моим браком?..

Потрясённая изменой молодого супруга, Людмила Деревянных вонзила ему нож в самое сердце… Пережив кровавую драму, супруг поняли: они не могут жить друг без друга.

Несколько лет назад к овдовевшей Людмиле – женщине «чуть за сорок» стал захаживать холостяк Вадим Пугач. Жених был на шесть лет моложе, и соседки по общежитию иронично подмигивали, не преминув напомнить: мол, в сорок пять – баба ягодка опять.

Людмила на колкости старалась не реагировать. Убеждала себя, что сплетницы шипят, потому что завидуют. Дети Людмилы, сын Денис и дочь Анастасия, к выбору матери отнеслись снисходительно: к тому времени у повзрослевших чад началась собственная личная жизнь. Влюблённые стали жить вместе в комнатке общежития по улице Мореходной. Там-то и случилась беда…

Флирт со снохой

8 мая в гости к супругам пожаловала из Константиновки Зинаида, сноха Людмилы. Накрыли стол, вместе стали отмечать грядущий День Победы. После очередной рюмки горячительного Вадим стал вдруг заглядываться на молодуху Зинку. Такое с ним и раньше случалось, когда выпьет. Только на сей раз расхрабрившейся Зине захотелось подразнить Люду: она-то знала, как свекровь дорожит молодым муженьком.

И стоило хозяйке отлучиться на минутку, как сексапильная гостья уселась на колени к Вадиму. Алкогольные пары притупили бдительность обоих изменников. И вернувшись на кухню, Людмила увидела любовный флирт в самом разгаре. Начался скандал. Впрочем, ревнивая супруга знала, какими рычажками можно воздействовать на мужа. Она заявила, что выгонит неверного со своей жилплощади. И пусть он, нищий и бездомный, катится к своим ухажёркам! Угроза возымела действие. Вадим с Зинкой тут же расселись по местам. Конфликт вроде бы разрешился мирно. Любовный задор Зинки постепенно сошёл на нет – после застолья её потянуло в сон. На улице темнело. Невестка сказала, что остаётся ночевать у свекрови. После чего направилась в комнату и улеглась на кровать.

Праздник продолжается

В Вадиме тем временем проснулся комплекс Дон Жуана. Несмотря на поздний вечер, спать ему почему-то не хотелось. Тот многообещающий взгляд Зинки не давал покоя. Вспомнились слова, что мужчина по природе своей охотник и не может быть верен всю жизнь одной женщине. Людмила осталась в кухне, чтобы убрать со стола. А Вадим пошёл в комнату. Войдя, он увидел, что вожделенная Зинаида уже спит. И тут же, в комнате, сидит его падчерица Настя, смотрит телевизор. Изрядно выпивший Вадим подошёл к девушке и заговорщицки попросил: дескать, не могла бы она куда-нибудь отлучиться.

— Когда Вадим выпьет, его тянет на подвиги, — вспоминает Настя Деревянных. – Я знала, что перечить ему бесполезно. Потому молча поднялась и пошла на улицу погулять.

По лезвию судьбы

Вернувшись, падчерица застала устрашающую картину. В коридоре, в луже крови, лежал не подающий признаков жизни Вадим. Вокруг него толпились врачи. Тут же суетились мать вместе с Зинаидой. Окровавленного Вадима уложили на носилки и увезли в больницу. Затем нагрянула милиция. Писали протоколы, опрашивали свидетелей.

Никакой тайны из случившегося Людмила не делала. Рассказала, что, войдя к себе в комнату, она застала супруга «на месте преступления». Лежа на кровати с Зинаидой, Вадим нежно обнимал сноху.

— Позже разберёмся… — угрожающе произнесла жена и вышла на кухню.

Опасаясь Людмилиного гнева, Вадим последовал за ней. Надеялся убедить, что между ним и спящей Зинкой ничего не было. Только разгневанная супруга уже не внимала оправданиям. Дальше всё было как в тумане.

— Прежде всего, давила обида от измены любимого человека, — делится Людмила Деревянных. – И ещё я представляла, как будут потом тешиться завистливые соседки от того, что муж наставил мне рога.

Обманутая жена схватила со стола самый длинный кухонный нож. Метила в самое сердце. Выпивший муж не смог увернуться от острия. Кровь хлынула мощной струёй…

На крик выбежала проснувшаяся Зинаида. Женщины начали лихорадочно принимать меры. Побежали к соседям, вызвали «скорую». Вадима срочно увезли в реанимацию. Позже хирурги больничного комплекса сообщили, что ранение было очень глубоким, пациента чудом удалось спасти. Против Людмилы возбудили уголовное дело…

Новая жизнь

Несчастье отодвинуло на задний план былые обиды. Любящая супруга Людмила исправно навещала травмированного мужа. Когда его выписали из больницы, варила диетические бульоны, выполняла докторские предписания по части ухода за тяжелобольным. Едва оклемавшись, Вадим первым делом отправился в милицию. Написал заявление, чтобы жену не наказывали. Уверял, что больше никогда не будет заглядываться на чужих молодушек. А преданность Людмилы он по-настоящему оценил только сейчас. Ведь ни одна из его «бывших» не заботилась о нём так трогательно, как эта женщина. В семье Людмилы и Вадима воцарилась идиллия.

— Да Вадим для меня – это ещё один ребёнок, — восклицает Людмила. – И поругаю его, и пожалею. А посадят меня в тюрьму, останется он, как сирота неприкаянная. «Блудный» муж согласно кивает.

— Несмотря на слёзные раскаяния обвиняемой и её жертвы, действия Людмилы Деревянных расцениваются как покушение на убийство, — прокомментировал случившееся следователь прокуратуры Далаев. – Ведь потерпевший Вадим Пугач остался в живых просто чудом. В настоящее время Людмиле Деревянных предъявлено обвинение, предусмотренное статьёй «покушение на жизнь». Дело передано в суд.

Сейчас супруги надеются на понимание со стороны правосудия.

— Но даже если мою жену приговорят к заключению, я буду ждать её из тюрьмы, — уверяет Вадим. – Ведь на самом деле во всём виноват я. Не нужно было налево ходить!

Наталия Пушкарская